Зло познаётся стихийно, для познания Добра нужно время и Учитель.
И к этой дате — для кого-то трагической, для кого-то благословенной — известный историк и писатель Эдвард Радзинский приурочил выпуск очередной своей книги о "вожде всех народов". Она завершает трилогию Радзинского "Апокалипсис от Кобы". Впрочем, даже после этого исследования, длившегося 10 лет, вряд ли потерял интерес к персоне Сталина.
Эдвард Радзинский: "Это книжка о целой эпохе. Я пытался поднять со дна эту "затонувшую Атлантиду" — страну 20-30-х годов со своими представлениями, со своей стилистикой, со своей речью. И Иосиф Виссарионович за 10 лет стал другом и близким собеседником, потому что я часто ловил себя на том, что у меня уже и речь стала приобретать его ритмы".
Главная интрига Сталина по Эдварду Радзинскому в том, что он не был только лишь узколобым кровавым тираном, державшем в страхе полмира, или благодетелем, создавшим одну из мощнейших держав на планете. Сталин был актёром — правда играл он только по своим правилам.
Эдвард Радзинский: "Он замечательно ощущал интеллигенцию. Он говорил, что "надо привязать их "канатами тщеславия". Любой диктатор и просто большой политик обязан быть актёром. Поэтому, он может быть обворожительным, может быть страшным. Он с соратниками груб и матерщинник. С леди Астер он другой, с дочерью Горького он говорил "чем могу служить?"... А она уже забыла эти слова. Поэтому, эти десять лет, которые я провел, общаясь с этим человеком, они безумно интересны. Я с ним "расставался" с большой печалью, потому что вряд ли я еще найду такого интересного собеседника дальше".
Больше всего Эдвард Радзинский сожалеет об утраченной библиотеке Сталина. Ведь только с книгами тот был по настоящему искренен. Но может быть именно труд Радзинского поможет если не раскрыть тайну Сталина, то хотя бы приблизиться к ней.
Эдвард Радзинский: "Этот человек, который никогда ни с кем не был искренен. Ну, только в первой части жизни. А там он искренен. Потому что на книгах он делал пометки, которые точно выражали его состояние. Я знаю, что он читал Карамзина, и безумно хотел найти все его пометки по поводу Ивана Грозного. Частично они остались. На пьесе об Иване Грозного он несколько раз написал одно и то же слово: "учитель, учитель, учитель".
