Зло познаётся стихийно, для познания Добра нужно время и Учитель.
«... Галковский не одинок – сейчас вообще настало время неаккуратных мыслителей – Дугин, Переслегин, Фоменко и Носовский, Кара-Мурза, и проч., и прооч.
На протяжении многих столетий печатное слово на Руси предполагалось санкционированной истиной. Инерция уважительного отношения к учёному суждению, закреплённому письменно, сохраняется и теперь.
Точно так же, позиционирование персонажа как историка, философа и писателя переносит на него с одной стороны просветительный пафос русской литературы, почти религиозную ценность философии и, наконец, точность учёного (В уже упомянутом интервью газете «Завтра» он замечает: «Формально, с такой биографией, я сейчас должен быть доктором наук и профессором».
Но при внимательном разборе вдруг оказывается, что это позиционирование нечестно – оно напоминает известный анекдот «А когда я попросил показать карты, то они и говорят, что джентльмены верят друг другу на слово. Тут мне, Петька, карта так и попёрла!».
Как только в тексте видят скуку и косноязычие, то оказывается, что мы имеем дело с историком. А как только публицистику, притворившуюся основательной и точной, уличают в шулерском передёргивании, собеседник вдруг оказывается писателем, или, пуще того - философом.
Ничего страшного, впрочем, в этом нет – Галковский является удивительным двойником современного интеллигента, знания которого обширны, но нетвёрды. Он не измучен работой на токарном станке и врачебным делом, что мешало бы ему посвящать дни за днями отвлечённым вопросам политики и истории.
Ибо, известно, что темы национальных побед и поражений, воровство чиновников, евреи собирают множество откликов. И ныне, и присно, и во веки веков.
Одна из таких тем – тема конспирологическая.
Мир нескольких текстов Галковского пересказывается простой формулой «Англичанка гадит» - его конспирологические теории парадоксальны почти фоменковской изящностью, и так же не нуждаются в проверке.
Когда Галковский в интервью и прочих текстах начинает рассказывать о своём одиночестве и трудной судьбе, то на ум сразу приходит известный персонаж Ильфа и Петрова - "я старый, больной, меня девушки не любят" ср. "Родственников у меня нет. Одни умерли, другие отдалились. Есть старенькая мама и сестра. Я их люблю… Можно сказать, что я сирота. О моей жизни (целиком) никто не знает, и о моих планах и фантазиях никто не знает". Жалкие и ничтожные люди окружают его, мир неприятен и бессмысленен, но есть надежда на грядущую востребованность: «Интеллектуал — существо сильное и опасное. Разумное государство должно его подкупать. Подкупать культурно, уважительно, давая некоторый простор для творчества — лакеи из писателей, художников, музыкантов, учёных получаются не ахти какие».
Нет, не "Бобок", не петербургский житель, с кроткой дохлой женой на столе. Но нет, не проповедь в духе "Замечательных чудаков и оригиналов", не какое-нибудь "Без праци не бенди колорацы", Преображенская больница, ворох ожидающих мудрости посетителей...
Нет, это философия родом из города Черноморска.
И вот незримый двойник шепчет тебе в ухо, что Галковский - конечная стадия развития пикейного жилета. Действительно, в штатном расписании русского общества всегда была должность анфантного и терибльного интеллигента. То есть, такого интеллигента, то громко вопит, если кто пролил соус на скатерть, но рассуждает в том же кругу о разных высоких материях... »
Из Википедии