Зло познаётся стихийно, для познания Добра нужно время и Учитель.
Сам себе биограф
Почему образ вождя продолжают строить из кубиков, отобранных им самим


Похоже, Сталин оставил историков с носом — работать им фактически не с чем, кроме тех документов, которые отцензурировал лично он

140 лет со дня рождения Сталина — повод для подведения очередных итогов в непростом деле познания сталинского cлова и дела. Этот проект по-прежнему востребован обществом и даже коммерчески процветает: прочно встроен в координаты политтехнологий постсоветской России, не угасает к нему интерес и за рубежом. При этом нельзя не отметить занятный нюанс: за долгий период в архивном обороте не возникло никаких новых существенных позиций — сталинская история, доступная исследователям и широкой публике, оказалась по набору «элементов»… конечной. Ни новых документов, ни свидетельств, ни ссылок, ни сенсационных находок — за минувшие десятилетия на поверхность не всплыло ничего. Как такое могло случиться?
Леонид Максименков, историк

Пустой ларец

До конца 1980-х царила тотальная блокада на любые новые источники о Сталине. Для их обнародования, да и на само упоминание имени вождя, а тем более на его появление среди героев кинофильмов или на страницах романов при «зрелой» советской власти требовались как минимум согласие Отдела пропаганды ЦК КПСС, обмены мнениями и визы секретарей ЦК, а в особо важных случаях — постановление Политбюро. При Михаиле Горбачеве и Александре Яковлеве шлюзы архивно-исторической цензуры были открыты. Многим тогда казалось, что святой Грааль истины вот-вот будет найден и сокровенные тайны вождя раскроются до конца.

Открытия, однако, оказались на редкость скудными, а сенсаций и вовсе не случилось, если не считать публикацию журнала «Известия ЦК КПСС», который поведал нам, что Сталин родился на самом деле не 21 декабря 1879 года, а 6 декабря 1878 года. Уточненная дата, впрочем, в широком обиходе не прижилась, а глубже этого хронологические и генеалогические изыскания не пошли. Сегодня мы по-прежнему мало что знаем и о начале, и о конце жизненного пути Сталина, о котором объявили утром 6 марта 1953 года. И даже топорно склеенные, отрывочные, местами сомнительные и подчищенные архивные дела о его болезни и смерти (РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, дела 1482 и 1483) запрятаны на пресловутое бессрочное «секретное хранение» с пометой «тайна о личной жизни». В итоге два жирных вопросительных знака: в начале и в конце «великой жизни». Но и сама эта жизнь — с тем же знаком!

Теперь очевидна ключевая особенность сталинианы: весь набор информации, которую тасуют и перетасовывают власть и оппозиция, правые и левые, историки и писатели, депутаты и ток-шоу, дилетанты и члены-корреспонденты академии наук, издатели и читатели, в конечном счете сводится к одному источнику — точные адреса подавляющей части подлинных документальных источников о Сталине (название архива, номера фонда документов, описи, единицы хранения, листа или сделанного с них ролика микрофильма или выставленного в интернете цифрового образа) неизбежно приведут к… самому Сталину.

Именно Сталин был и цензором, и собирателем, и всевластным куратором своего архивного наследия. Весь массив документальных свидетельств — продукт тщательной селекции, скрупулезно проделанной в течение десятилетий им самим. Мы сегодня изучаем и активно используем только то, что «предложено», и никакие «посторонние» документы не всплывают ни у нас, ни за рубежом.

Исследователи сталинской России всех мастей, от тотальных и фанатичных апологетов до зеркально противоположных им очернителей, сегодня используют ресурсы, оставленные самим Хозяином.
Получается, Сталин до сих пор нами играет…

Дозированный компромат

Могут возразить: а как же обильный компромат, все эти неприглядные резолюции на шифровках и спецсообщениях НКВД, протоколах допросов и обвинительных заключениях?

В самом деле, их сохранилось множество, и каждый документ — «убойной» силы. Напомним лишь некоторые краткие «резолюции первого лица»:

«т. Ежову. Странное письмо. А кто из поименованных лиц арестован? Арестованы ли, скажем, Епифанов, Стихно, Булгаков и др.?»

«т. Ежову. Нужно переарестовать всю огизовскую мразь. И. Сталин».

«т. Ежову. Надо бы поприжать господ церковников. И. Сталин».

«т. Ежову. Лиц, отмеченных мною в тексте буквами "ар.", арестовать, если они уже не арестованы. И. Сталин».

«Т-щу Берия. Рохлин — давно известная мне сволочь. Я еще год назад говорил Багирову о необходимости изъятия Рохлина. Странно, что Рохлин арестовывается с таким запозданием. И. Сталин».

«т. Берия. Надо бы всех переходящих нашу границу афганских бандитов обязательно истреблять. И. Сталин».

«Т-щу Проскурову. Есть постановление пр[авительст]ва не иметь на службе в разведке поляков, финнов, латышей, эстов, немцев и т.п. Кто рекомендовал Вам этого финна, который по какой-то причине носит фамилию Ворошилова? И. Ст.».

«тов. Рычкову, Горшенину. Хорошо бы дать Авдееву высшую меру наказания (через повешение). И. Сталин».

Или указание о жене секретаря Читинского обкома Иоганне Муруговой: «Т-щу Берия. Муругова, видимо, нерусская (поганка!), почему не выясняют национальность Муруговой? Нужно немедля арестовать Муругову, Белову и Бельского и потом через них раскрыть шпионское гнездо в Чите. И. Сталин».

Несчастную жену Муругову вместе с ее мужем, разумеется, арестовали и расстреляли, а читинское гнездо ликвидировали — это факт. И вроде трудно поверить, что Сталин, расписав бумаги в архивные папки, сам заложил под свой посмертный образ бомбу негатива такой мощности. Чтобы поверить, достаточно обратиться к историческому эпизоду уже из постсталинской поры.

В якобы уничтоженной в кремлевском архиве (об этом было решение Президиума ЦК), но почему-то всплывшей в нулевые годы в фонде генерал-полковника Волкогонова в Библиотеке Конгресса США (г. Вашингтон) стенограмме беседы Хрущева с Мао в конце июля 1958 года в Пекине председатель КНР поучал наследника Сталина.

Мао: «Я всегда говорил, и сейчас, и тогда в Москве, что критика ошибок Сталина правильна. Мы не согласны только с отсутствием четкой границы критики. Мы считаем, что у Сталина из 10 пальцев были 3 гнилых».

Услышав точную цифру количества «гнилых пальцев» у генералиссимуса, Хрущев немедленно позволил не согласиться: «Думаю: больше».

Великий кормчий на это отрезал: «Неправильно. В его жизни основное — заслуги».

На том памятном мастер-классе, где Мао учил уму-разуму Хрущева, присутствовал молодой Дэн Сяопин. Он творчески применит эту пропорцию к самому Мао после его смерти. Однако теория «трех гнилых пальцев при семи целых и здоровых» — это вовсе не фундаментальное открытие Мао, «золотая пропорция» 70:30 на суде истории обеспечит оправдание любому ответчику. Так что и на компромате на самого себя лежит все та же печать Сталина — он сам отправлял бумаги в личный архив. В нем достаточно материала для обвинительного приговора, но в общем объеме — меньше половины, скорее даже четверть. И стоит ли удивляться, что при рассмотрении отдельных кейсов (типа той же жены Муругова) многие и сегодня ответят контраргументом: «Да, Муругова, но какую войну все-таки выиграли!..»

Пирамида Иосифа

Как Сталин добился того, что даже после его смерти научно доказуемый архивно-исторический компромат не проник извне в этот охраняемый и герметичный саркофаг? Как умудрился, что монументальные биографии по обе стороны бывшей Берлинской стены и двух берегов Атлантического океана создавались и долго еще будут штамповаться на собранной им фактуре? Неужели вычистил всё? А где свидетели и их аутентичные мемуары?

Восстановим основные вехи этого уникального проекта.

19 ноября 1924 года на основании решения Политбюро Сталин подписывает мандат № 2363/с на имя Марии Гляссер с поручением изъять документы по истории партии у Сталина (то есть у себя самого), Молотова, Каменева и др. Гляссер была личным секретарем Ленина по Политбюро. Бригады выезжают и по другим адресам высшего партийного руководства в Москве и Питере. Сталин целился, разумеется, в Троцкого, но начал с себя. Играл в демократию.

Вначале выемки проходили по-хорошему. Когда спустились номенклатурными этажами пониже, то подключили тайную полицию. Сигналы о том, что у кого-то дома хранятся личные архивы, записки Ленина, Сталина, Троцкого, групповые фотографии, были достаточным поводом для дружеской беседы, а в случае сопротивления — для обыска и конфискации.

1 сентября 1929 года историк Лазарь Мартынов из Ленинграда обращается к Сталину с просьбой поделиться воспоминаниями о его подельнике по банковским экспроприациям Камо (Симоне Аршаковиче Тер-Петросяне): «Не найдется ли у Вас немного времени хотя бы для конспективного наброска воспоминаний о тов. Камо, необходимых мне также и для намеченной второй книги — историко-революционного романа о Камо». Далее Мартынов подробно рассказывает, что проделал работу в Музее Революции и в Центроархиве Грузии, собрал зафиксированные в стенограммах личные воспоминания близких и сподвижников, прошерстил всю грузинскую, армянскую и русскую периодику, материалы о пребывании Камо за границей, судебные протоколы, медицинские исследования, переписку с властями и адвокатурой и сообщения агентуры за границей. Наконец, у него имеются 40 фотографий, в том числе с изображением Сталина.

Наивный человек был историк Мартынов. Сталин ответил, только не ему, а своему личному помощнику: «Т. Товстуха! Сообщи, кому следует, что я нахожусь в отпуску и ничего не могу написать про Камо». По-видимому, сообщили «куда следует»: следов творчества Лазаря Мартынова в каталогах Российской государственной библиотеки нет…

читать дальше

@темы: сталин