Небольшое предуведомление. На наших глазах отмирает старый – капиталистический – мир. Во многом он уже превратился в скелет – вроде того древнего крокодила-гиганта из Палеонтологического музея Сада растений в Париже, сквозь пасть которого я смотрю на читателя. Костенея, старый мир может (и я уверен – попытается) хищно щёлкнуть напоследок зубами, постаравшись захватить с собой в Тартар Истории энную часть человечества. Поэтому будем бдительны: скелет может ожить и укусить. Это первое.
Второе: мир, который готовят на смену уходящей системе её хозяева, будет много хуже и жёстче, чем капитализм ядра системы в пору его расцвета. Хуже и жёстче – для большей части тех, кто попадёт в «посткап», большую часть неолюдоеды постараются отсечь от будущего. Но это – если у планировщиков выгорит. Надо, чтобы не выгорело, тем более что они не все сильны. Их мир должен оказаться мертворождённым – скелетом крокодила 2.0. У рептилий есть большая слабость: они имеют только рептильный мозг, ведающий отношениями господства – подчинения, контролем над территорией и сексуальным поведением. У них, включая их социальную разновидность (зло всегда рептильно) нет ни лимбического мозга, ни неокортекса. Когда-то млекопитающие эволюционно «сделали» динозавров благодаря триаде «лимбический мозг – тёплая кровь – короткий сон». Оказавшись оргоружием, эта триада позволила нашим теплокровным предкам перевести игру в такое измерение, где у звероящеров, динозавров шансов выиграть не было. Сегодня предстоит сделать то же самое с гомозаврами, человеко-ящерами (не путать с рептилоидами и прочей глупостью). Для этого нужна сила; сила есть знание в его высшей форме – понимания. Прежде чем нанести удар, нужно понять: кому и в какой момент, а для этого нужна реальная картина мира – мощнейшее психоисторическое оружие. На эту тему я и рассуждаю в своём интервью, называя вещи своими именами и получая от этого удовольствие. Подписываюсь под словами Карла Маркса, двухсотлетие со дня рождения которого два года назад отмечала большая часть мира (кроме РФ), «нам нравится эта работа – называть вещи своими именами».
– Давайте определимся с термином. Элита – это группа лиц, от поколения к поколению преумножающих богатство и власть, или социальный слой, сформированный культурно-образовательным, управленческим и властным институтами, определяющими вектор развития, отстаивающими интересы страны на мировой игральной доске?
– Понятие «элита» весьма многозначно, хотя и не столь, как «цивилизация» или «демократия». В обиходном значении элита – это лучшие. Однако в обществоведении, будь то социология или политическая наука, под элитой понимается внутренне связанный слой людей, занимающий верхние «этажи» социума благодаря власти, собственности и образованию. Мы прекрасно знаем, что во власти часто оказываются далеко не лучшие, а вовсе наоборот.
Частью элиты является правящий слой, хотя не все представители правящего слоя могут фиксироваться как элита. Впрочем, элитой общества являются многие из тех, кто не относится к правящему классу, но влияют на общественные настроения своей профессиональной деятельностью (писатели, журналисты, деятели культуры и науки и т.п.). В то же время такое понятие, как «господствующий класс/слой», шире понятия «элита»: например, далеко не всех торгашей или банкиров, разбогатевших на грабительских реформах 1860–1870-х годов, можно отнести к элите, и не потому, что они сморкались в пол, а потому, что не влияли на власть и не имели образования. Слово «элита» и научный термин «элита» далеко не всегда совпадают. Далее я буду пользоваться термином «элита» в научно-обществоведческом плане, делая, когда это необходимо, оговорки. Впрочем, в то время как политологи говорят об «элите РФ», народ и многие публицисты называют эту публику «илиткой» – и в целом они правы.
– Однако сегодня нередко говорят о наднациональных элитах, игнорирующих общественные интересы…
– Наличие наднациональных, надгосударственных элит и их структур – имманентная черта капитализма как системы; более того, без наличия этих структур его нормальное функционирование трудно представить. Суть в том, что капитализм в экономическом плане – единое целое без границ, а в политическом – сумма государств, разделённых границами. Налицо противоречие в капсистеме между капиталом и государством, экономикой и политикой, целостностью и суммарностью. У крупной буржуазии, особенно финансовой, всегда есть интересы за пределами их государства, реализация этих интересов требует нарушения политических границ, т.е. снятия указанного противоречия. Систематически это возможно лишь при наличии структуры (организации), которая носит надгосударственный (наднациональный) и закрытый характер, а потому способна влиять на государство (государства) в закрытом режиме.
Когда на рубеже XVII–XVIII вв. наличие такой структуры стало императивом, у европейской, прежде всего, английской и голландской, буржуазии и у созданных ею новых, т.е. буржуазных, монархий таких своих структур не было и они схватились за то, что имелось на тот момент наднационального. Во-первых, это были масонские структуры; во-вторых, разбросанные по всей Европе и тесно связанные друг с другом еврейские общины, еврейский торговый капитал (позднее, уже в ХХ в. к еврейской диаспоре добавилась армянская, но она, как и ещё позже ливанская, не достигла еврейского уровня влияния); в-третьих, связанные родственными надгосударственными (династическими) узами монархические и аристократические семьи.
Интересы и цели капиталистического накопления, капсистемы в целом привели к тому, что в начале XIX в., с окончанием наполеоновских войн, все эти наднациональные структуры Запада тесно переплелись друг с другом и оформилась невиданная до тех пор уже не просто международная (международными были союзы государств), а мировая сеть. Её главными узлами (или, если угодно, головами дракона) на тот момент были государство-гегемон капсистемы Великобритания, управляемая клубами и островными ложами; масонские организации – островные и континентальные, финансовый капитал (прежде всего Ротшильды). Ну и, конечно, династическая система Европы, королевские и герцогские семьи (на первом плане – Великобритания, а также Нидерланды, Швеция, Норвегия, Лихтенштейн). Эта сеть ни в коем случае не была мировым правительством. Во-первых, таковое по целому ряду причин (прежде всего конкуренция и различие интересов) было невозможно; во-вторых, мировая сеть намного эффективнее мирового института, каковым является правительство или объединение правительств.
К середине XIX в. масонские структуры («эпоха революций» 1789–1848 гг.) так или иначе пришли к власти в крупнейших государствах Европы, произошло огосударствление регулярного масонства (которому теперь противостояли «дикие ложи»), но на этом восходящая линия истории масонства по сути закончилась – оно стало выполнять функцию рекрутирования элиты, социального лифта, канала связи и – в ряде ситуаций – ширмы.
В последней трети XIX в. экономическая рецессия 1873–1896 гг., ослабление Великобритании как гегемона капсистемы, подъём США и Германии, обострение борьбы за новый передел мира («эпоха империализма») потребовали создания новых, постмасонских наднациональных структур мирового согласования и управления. Они и были созданы в Великобритании – общество Сесила Родса, которое после его смерти плавно трансформировалось в общество Милнера – «Круглый стол» (Round Table), или «Мы» (We).
читать дальшеВообще нужно сказать, что эволюция закрытых наднациональных структур как оргоружия верхушки мирового капкласса практически полностью совпадает с эволюцией капсистемы, точнее, её североатлантического ядра: каждый поворот, каждый новый период в развитии капсистемы, в наступлении нового этапа формирования североатлантического господствующего класса сопровождался появлением новых (или перерождением, качественной «реновацией» старых) закрытых структур. Если говорить о послевоенном времени, то это Бильдербергский клуб и намного более серьёзные структуры типа Siècle («Век») и Cercle («Круг»). Впоследствии были созданы структуры с «двойным дном» – «Римский клуб» (1968) и «Трёхсторонняя комиссия» (1973). Задачами всех этих структур было:
во-первых, теснее сплотить две ветви западной элиты – англо-американскую и западноевропейскую (главным образом североитальянские и южнонемецкие гвельфские и испанские аристократические семьи, традиционно ориентирующиеся на Ватикан);
во-вторых, урегулировать отношения между финансовым и промышленным капиталом, а также между государственно-монополистическим капиталом и транснациональными корпорациями;
в-третьих, ослабить СССР путём втягивания его правящего слоя (номенклатуры) в глобальные процессы по внешне нейтральным направлениям (экология, демография, глобальное прогнозирование и управление).
Решение третьей задачи позволяло одним группам мировой буржуазии в своих тактических интересах использовать СССР против других групп или государств (как в довоенный период это делали США, используя сталинский СССР по одной линии – в их борьбе против Великобритании и Германии, по другой – в борьбе промышленного капитала против финансового). Подспудно в ходе этого «сотрудничества» делалось всё, чтобы стратегически максимально ослабить СССР – вплоть до его демонтажа, активно поощряя формирование в нём заинтересованных в этом лиц, групп, структур.
Хочу подчеркнуть особую роль в мировой сети монархо-аристократических («династических») семей. Они никуда не делись при капитализме. То, что они далеко не всегда на виду, – это нормально, это факт. Как, например, и то, что по оценкам специалистов, до 50% немецкой промышленности владеют (прямо или опосредованно) представители аристократии. О масштабах землевладения монарших и аристократических семей я уже не говорю. В Англии с XII в., со времён Ричарда Львиное Сердце, власть и собственность принадлежат примерно одному и тому же 1% населения, внутри которого многие перероднились. Это значит, что торжество вертикальной мобильности над горизонтальной в эпоху индустриального капитализма – не более, чем миф.
– Складывается впечатление, что сегодня многоглавый дракон, его мировая сеть переживает глобальный ценностный кризис…
– Дело не в ценностном кризисе как таковом – он всего лишь элемент целого и следствие причины. Он – проявление терминальной фазы системного кризиса капитализма. Научно-техническое и промышленное развитие капсистемы в 1950–1960-е годы стало реально угрожать позициям «хозяев истории» – так мировую верхушку и её закрытые структуры называл Дизраэли, один из самых известных и влиятельных британских премьеров XIX в., ставленник Ротшильдов, воспевший их в романе «Коннингсби».
На рубеже 1960–1970-х годов мировой правящий класс стал существенно притормаживать и научно-технический прогресс, и промышленный рост, обосновывая это экологической угрозой. Отсюда – квазиидеология экологизма (пост)западных элит, в основе которой – ненависть к человечеству как совокупности лишних едоков (линия от Мальтуса дотянулась до Гейтса).
В те же 1960-е годы по своим эгоистично-квазиклассовым причинам от рывка в посткапиталистическое будущее отказались хозяева системного антикапитализма – советское высшее руководство. К тому же последнее, во-первых, взяло курс на интеграцию в мировую капсистему – вместо того, чтобы создавать реальную надгосударственную систему мирового социализма; во-вторых, стало активно участвовать в создании нерегулируемого мирового финансового рынка, стихию которого в 1980-е годы буржуины наведут на соцлагерь.
Иными словами, на рубеже 1960–1970-х годов был дан старт деградационной модели развития, сменившей двухсотлетнюю модель восходящего, прогрессивного развития капсистемы. Новая модель, помимо прочего, предполагала разрушение, демонтаж традиционных форм и институтов эпохи Модерна – государства, гражданского общества, политики и особенно образования.
Иными словами, с 1960-х годов в обоих сегментах мировой системы – капиталистическом и социалистическом – одновременно началась контрреволюция в научно-технической сфере. Если в СССР в случае продолжения научно-технического прогресса возникала угроза ослабления контроля над обществом со стороны партноменклатуры, то на Западе с аналогичной угрозой сталкивались финансово-промышленные олигархии и корпорации. Отсюда – торможение НТП. Причём произошло это в тот момент, когда СССР благодаря наработкам В.М. Глушкова (система ОГАС), И.С. Филимоненко (холодный термоядерный синтез) и В.Н. Челомея (военные наработки) мог уйти в отрыв и навсегда оставить США в историческом офсайде со всеми вытекающими системно-мировыми и геополитическими последствиями. Тем более, что к концу 1960-х США проиграли СССР экономическую гонку и перестали быть самовоспроизводящимся хозяйственным «организмом», а к концу 1970-х практически многие основные отрасли американской промышленности утратили конкурентоспособность даже на внутреннем рынке. Вот здесь-то и можно было «ронять» США. Однако вместо этого советская верхушка купилась на проекты Римского клуба и предложенный американцами детант («разрядка напряжённости») и не только не подтолкнула падающего, но своими финансовыми играми с Ротшильдами и нефте-зерновыми – с Рокфеллерами помогла ему устоять, укрепиться, после чего с начала 1980-х США развернули решающее наступление на СССР: второй раз предоставлять шанс воспользоваться их слабостью они не собирались – «империю зла» надо было «уронить».
1970–1980-е годы выявили, что позднекапиталистическое общество сложнее существующей системы управления/власти – как официальной государственной, так и закрытой надгосударственной. Согласно закону Эшби, управляющая (под)система должна быть сложнее управляемой ею системы, только в этом случае система может нормально развиваться, а управляющие сохранят свои позиции – власть, статус, собственность. В течение двухсот лет, со времени активного начала промышленной революции, западные верхи в плане организационном, научно-техническом и культурно-образовательном были сложнее низов и «мидлов» – это обеспечивалось научно-техническим, промышленно-экономическим прогрессом, который в то же время постоянно повышал социальный и образовательный уровень сложности общества. В какой-то момент этот уровень стал угрожать позициям верхов, и они сознательно пошли на его снижение. Ощущая опасность для себя в дальнейшем прогрессе, они сделали ставку на деградацию основной массы населения. Чтобы относительно тупой мог управлять, управляемые должны быть ещё тупее – схема «тупой и ещё тупее».
Эта схема сегодня реализуется в большей части мира, именно этим обусловлено разрушение образования, выхолащивание из него творческого элемента, подмена творчества дрессурой (система тестов). Именно это происходит и в РФ. О том, что население должно быть необразованным, иначе им нельзя управлять, нельзя манипулировать, открыто заявил несколько лет назад на Петербургском экономическом форуме Г. Греф. И действительно, если ты сам тупой, то в качестве управляемых тебе нужны ещё тупее. Греф не понял, что своим тезисом он фактически признал тупость – свою и слоя, к которому принадлежит.
Цифровизация призвана решить как минимум три задачи: 1) окончательно сформировать систему тотального контроля над населением; 2) сформировать слои новых бедных («рабы Цифры») и новых богатых («господа Цифры»); 3) окончательно разрушить систему образования. «Алхимики» Цифры торопятся, поскольку кризис может сорвать все их планы, особенно в России. Но, похоже, времени им не хватит – не успеют.
За несколько лет до Грефа другой «герой» наших дней А. Фурсенко заявил, что пороком советской школы было стремление воспитать творца, тогда как задача постсоветской (читай: антисоветской) школы – воспитать квалифицированного потребителя, способного пользоваться тем, что создают другие. Фурсенко сам не понял, что сказал. По сути, он зафиксировал тот факт, что в РФ сознательно не воспитывают созидателей, что это в принципе несозидательная структура; во-вторых, что эрэфовский потребитель, пользуясь тем, что создаёт заграничный созидатель, зависит от него.
А если забугорный созидатель не захочет удовлетворять потребности российского потребителя и начнёт шантажировать его? Что делать? Сосать лапу – сам-то только потреблять умеет. И куда деваться этому тридесятому царству потреблятства? По сути Фурсенко выдал главную тайну правящего слоя РФ: ориентация не на созидание, а на потребление, на зависимость от забугорных созидателей. Впрочем, ничего другого у компрадорско-олигархического строя и быть не может. И не случайно в народе появился термин «илитка»: зависимые потребленцы, выменивающие «золото» и нефть на «стекляные бусы» и яхты, на элиту не тянут.
Что ещё хуже для «илитки», подход Фурсенко по сути создаёт могильщиков режима. Если главное – не творчество, не идеальные побуждения (сюда входит реальный патриотизм – любовь к Родине, а не к власти), а потребление, то ты, дружок, должен это потребление как главное в жизни обеспечить. Обеспечивается это социальными лифтами. А если такие лифты не работают, если ты не можешь обеспечить уровень потребления, который демонстрируется с экрана, то адепт потреблятства развернётся в сторону того, кто это потребление обеспечит или пообещает обеспечить, показав красивую обёртку, как мы это видели несколько лет назад на Украине («хочу кружевные трусики и в Европу!»), а сегодня – в Белоруссии: кольцо сжимается. И отдельное «спасибо» за это – воспитателям «квалифицированных потребителей».
Ясно, что упор на потребление – это дополнительный удар по образованию, как и цифровизация последнего. Потреблятское образование в такой же степени есть продукт «аристократии помойки» как и средство её создания. Как пел Михаил Иванович Ножкин, «опять наверх попёрла лабуда».
– Какую роль в современных мировых процессах играют российские элитарии? Корректно ли говорить о их наличии, или речь идет о людях, выполняющих команды зарубежных кукловодов?
– В самом конце 1980-х годов часть советской номенклатуры, КГБ и курируемые ими теневики с помощью определённых кругов Запада разрушили СССР. 1991 год подвёл лишь формальную черту, реальная окончательная сдача системы и страны произошла 2–3 декабря 1989 г. на Мальте. А вскоре наступили «времена загогулины»: русская история издала неприличный звук, и из неё вывалилась ельцинщина. Ельцинщина – это процесс встраивания РФ как самого крупного обломка СССР в мировую капсистему на условиях хозяев последней и под руководством этих хозяев. Достаточно вспомнить, кто и как варганил под американскую диктовку ельцинскую конституцию, вспомнить цэрэушных советников «младореформаторов» или почитать рассекреченные американцами в 2018 г. секретные переговоры и телефонные разговоры Клинтона и Ельцина – белый хозяин, master, общается с колониальным князьком-попрошайкой, который, набивая себе цену, время от времени хорохорится и пыжится.
В 1990-е годы постсоветская верхушка провела деиндустриализацию страны, превратила её в сырьевой придаток Запада, организовала погром социальной сферы; де-факто идеологией стал антисоветизм. Компрадоры «тушкой и чучелом» интегрировались в «западный мир» – там деньги, недвижимость, яхты, жёны/любовницы, дети. Короче говоря – всё для жизни, РФ же для них – не более, чем поле для охоты (в экономическом смысле), как это признал сам Ходорковский, вовсе не страдающий избытком совестливости.
Затем, уже в нулевые годы, в постсоветской верхушке оформились две группы, которые можно условно назвать «приказчиками» и «контролёрами». Непроходимой стены между ними нет: и те, и другие – сторонники неолиберальных экономических реформ, демонтажа социального государства и «встраивания в Запад». Различия – в отношении к скорости процессов и к условиям встраивания. «Приказчики» готовы сходу и без сожаления («денег нет, но вы держитесь») снести социальное государство, и только страх сдерживает их. «Контролёры» предпочитают «варить лягушку медленно» (почему – чуть ниже). «Приказчики» готовы сдать Западу ресурсы и то, что осталось от суверенитета, хоть сейчас и почти на любых условиях – роль Плохиша их не пугает. Они не понимают, что в случае прихода транснационалов их, бездарей, вышвырнут, а их место займут совсем другие: менее вороватые, более дисциплинированные и эффективные хищники, с младых ногтей прошедшие школу подчинения «железной пяте».
«Контролёры» хотели бы войти в «цивилизованный мир» (Запад для них – цивилизация, они не понимают, что никакого Запада уже нет, есть ПостЗапад, а его «цивилизация» – это Поле Чудес в Стране дураков: «несите ваши денежки») в качестве младших партнёров, причём не только в РФ, но и желательно на всём постсоветском пространстве на некоторых своих условиях («медведь свою тайгу не отдаст»). Однако охотники на крупную дичь у медведя ничего спрашивать не собираются, он их безумно раздражает, и они уже начали травлю – готовятся загнать.
У «приказчиков» и «контролёров» есть важное сходство: и у тех, и у других нет ни проекта, ни образа будущего. Создаётся впечатление, что не только в их планах, но в их видении вообще нет будущего. Можно сколько угодно штамповать прожекты «2030», «2040», «2050» – ad infinitum, но если систематически рушить то, что создаёт это будущее, – образование и науку и готовит его агентов, то о чём можно говорить?
Если позиция «приказчиков» внутренне непротиворечива, то в таковой «контролёров» – серьёзное противоречие. В противостоянии с «хозяевами Истории» и их обслугой «контролёры» должны хоть как-то опираться на поддержку населения, демонстрировать хотя бы показной патриотизм и снижать накал антисоветизма. Но как обеспечить такую поддержку при проведении непопулярных экономических, социальных и политических реформ? Как это сделать, руша здравоохранение, образование и науку, блокируя социальные лифты? Значит, надо притормаживать, устраивать «игры патриотов», отсюда - медленная «варка лягушки».
Однако это лишь оттягивает финал и жестокую необходимость отвечать на вопросы: с кем вы, мастера власти? Кто с тобой работает? Чья Россия?
Отвечать! В глаза смотреть!
И последнее. Никуда не девается проблема соотношения сложности социума и власти, оставшаяся в наследство от позднего СССР и за 30 лет ещё более усугубившаяся и обострившаяся. Проблема стихийного стремления социума к более сложной по сравнению с ним власти, запрос на неё – это вопрос безопасности и развития. И если окажется, что эту сложность продемонстрирует внешняя по отношению к стране сила, манящая к тому же «раем потреблятства», то разворот в её сторону части общества, особенно молодой, весьма вероятен, особенно если учесть ту свободу действий, которой пользуются «пятая колонна» и лица с не только нашим гражданством. Результат мы уже видели на Украине.
За 30 постсоветских лет выросло молодое поколение, которое не помнит 1990-е, не представляет, что пришло с разрушением СССР. Часть этого поколения, хотя далеко не все, как и часть молодёжи 1980-х, прозревшая только в кошмарные девяностые, повёрнуты на Запад (комфорт, сменяемость власти, жизнь по приколу, главное – бабло). Контролируемые олигархами СМИ (а точнее – СМРАД: средства массовой рекламы, агитации и дезинформации) работают на эту повёрнутость.
Нынешние белорусские события – это урок «старшему брату» – а, возможно, воспоминания о его будущем. Это потом придёт осознание обмана и собственной глупости – потом, когда изменить и исправить что-либо будет уже невозможно....
Читать полностью (Оч.большой текст!)